Боевые традиции прошлого и современная экипировка. Как служат в батальоне им. Маргелова

Утро ранней весны на третий год спецоперации против киевского режима. После завтрака в солдатской столовой на юге Херсонской области садимся с бойцами во внедорожник. Журналистам, в том числе и корреспонденту Херсонского агентства новостей, покажут занятия по боевой подготовке, наша дорога идет на полигон.

«От героев былых времен не осталось порой имен. Те, кто приняли смертный бой, стали просто землей и травой», – поет в наушниках голос Владимира Златоустовского.

А ведь 80 лет назад, в весенние дни 1944 года, здесь, рядом с устьем Днепра, шли тяжелые бои. Советские войска метр за метром освобождали землю от нацистов, форсировал реку и шли дальше на Запад. Тут, у черноморского берега, билась 28-я армия, а в ее составе под командованием гвардии полковника Василия Маргелова 49-я стрелковая дивизия. Именно она возьмет штурмом Херсон, за что офицер получит звание Героя Советского Союза, а дивизия – почетное наименование «Херсонская».

Позже военный талант и организаторские способности полководца сделают славу Василия Филипповича по-настоящему легендарной, закрепив за ним звание «Десантник номер один».

Спустя 80 лет нацизм опять пришел на эти земли, но их защитникам есть на кого равняться. В освобожденной части региона развернут и набирает добровольцев батальон, получивший имя этого прославленного полководца, пусть официально у них нет голубых беретов, но сдерживать натиск противника или идти на штурм его линий они готовы не менее решительно, чем десантники на других участках фронта.

Здесь платят, но приходят сюда не за деньгами

Попутчиком оказывается боец с позывным Кабан. Здоровяк в разгрузке весьма опытный военспец, при этом достаточно разговорчивый и очень интеллигентный. Он достаточно давно в добровольческом батальоне. Первый вопрос о мотивации стать добровольцем.

-Я сюда не шел, чтобы заработать денег. Да, платят здесь исправно - от 205 тысяч у нас рядовому бойцу, у меня еще выше зарплата как у боевого специалиста. Но у меня есть семья, я из крупного города, у меня дети, у меня там квартира, машина, собачка, все есть, хорошая зарплата тоже. Сюда же я пришел по зову сердца, я часть этого батальона, тот средний человек, который здесь и служит. Тут в основном такие и служат. Есть, конечно, люди, которые пришли сюда, наверное, из-за денег. Есть, наверное, люди, которые пришли сюда, не знаю, чтобы испытать себя. Но в основном здесь по зову сердца, чтобы помочь Родине. 

Съезжаем с асфальта, машину трясет на ухабах, но болотная резина держит дорогу. За окном выцветавшая за зиму трава. До полигона осталось совсем немного. Прошу Кабана обрисовать портрет типичного добровольца-маргеловца.

-В наших реалиях это 30-35 лет, хорошо мотивированный человек, хорошо экипированный и подготовленный. А дальше уже все зависит от личных качеств.

Однако, продолжает боец, многое все-таки зависит и от командира подразделения. 

-Все мы знаем: рыба гниет с головы. Это аксиома. Если подразделение плохое, значит, там надо просто поменять командира. Солдат у нас сильный, подготовленный и толковый. Но если есть недоработка в подразделениях, то это в основном вина командира.

-Сложилось ли уже в батальоне боевое братство?

-Братство – понятие интересное и, наверное, оно складывается в процессе совместной боевой работы. Приходят сюда совершенно разные люди. Они здесь под руководством инструкторов проходят слаживание, подгоняют экипировку, обживают свое место постоянной дислокации. Привыкают к товарищам, становятся им братьями. И, для примера, мы можем посмотреть на любого бойца, который приехал и здесь находится первую неделю. Он испуганный ходит, озирается, никого не знает, здоровается неуверенно. А через месяц-полтора, этот же боец, вы на него смотрите, он уже ходит, все у него братишки. Это даже еще он на боевые не попал.

Братство — это очень широкое понятие, и да, оно складывается. И чем дольше коллектив идет через горнило войны, тем сильнее это братство закаляется. Или вот некоторые бойцы, которые были у нас ранены, ребята убыли на лечение. И все равно общаются, даже если кто-то сюда не вернулся уже. Пишут, звонят постоянно, мы с ними на связи всегда. Это ли не братство? Их душа уже здесь с нами.

Больше скажу, у нас есть мама одного погибшего бойца, она приезжает и помогает отряду, собирает гуманитарку, мы для нее как сыночки. И, если честно, от такого сжимается сердце. Неважен возраст, религия, от чего и почему ты тут. Наши мамы где-то далеко, они и должны быть далеко, пока мы бьем врага на фронте, а вот она здесь и сыночками называет. Это трогает за душу, это важно, это необходимо.

Наверное, среди мемориалов посвященных Великой Отечественной войне, после монументов воинам, второй по численности это памятник скорбящей матери. У Великой Победы была своя великая цена. Для Первого освобождения Украины от нацизма потребовалось 15 наступательных операций, в том числе 11 стратегического уровня, тогда потери советских войск составили около 2,5 млн человек, безвозвратные — почти 824 тыс. Но от «коричневой чумы», которую вырастили в лабораториях Европы против Советского Союза, освободили и Харьков, и Киев, и Львов.

Смотрю на Кабана, смени он разгрузку и камуфляж на гимнастерку с портупеей, то вполне сошел за своего в отрядах Сидора Ковпака, да и за офицера в 49-й дивизии Маргелова. Второе освобождение Украины, теперь уже от марионеточных нацистов и натовского оружия, вновь призвало сынов России.

Под серым небом полигона

Останавливаемся, очень не хочется из мягкого кресла прогретой машины выходить в серость степи. Полигон батальона встречает сыроватой прохладой, зарядами ветра, короткими командам, хлопками выстрелов вдалеке и серым небом. Подходим, здороваемся с бойцами, ребята отрабатывают перемещение в боевых двойках по окопу, инструктора гоняют их, вбивая правильность действий до рефлекса. Маргеловцы пока больше охраняют объекты в Херсонской области, но надо быть готовым ко всему.

Дальше трое мужчин на огневой точке с тяжелым ПКМ. Двое стреляют, один набивает ленту патронами. Идем к нему, под ногами сотни стреляных гильз, в воздухе кисловатый запах пороха. Знакомимся, представляется Белым, сам из Крыма, улыбчивый. Вопросы к нему все те же.

-Пошел служить из-за того, что надоели бесконечные обстрелы, слава Богу, наше ПВО отбивает атаки, чтобы скорее все закончилась, помочь братьям. Выбрал этот батальон, так как знал, что тут хорошая подготовка, очень хорошие командиры. И отношение между военнослужащими братское, всегда помогают.

И еще. Не терплю НАТО. Они били по мирным городам, погибали мирные жители. Не хочу чтобы их базы были на нашей земле. Там и украинцев-то уже не осталось, наемники одни.

Идем дальше вдоль огневых линий пулеметчиков и снайперов, когда над полигоном громыхает уже совсем крупнокалиберное стаккато. Боец с лобаевской винтовкой «Орсис Т-5000» оборачивается к нам, подсказывает, что на краю полигона учатся стрелять из «бардака» и «зэушки», то есть из пулемета на бронированной разведывательно-дозорной машине и зенитной установки. 

Пока шли на звук выстрелов, они прекратились.

-Когда будут стрелять еще? Поснимаю. 

-Вашей команды ждем! — отшучивается командир «бардака». 

Он же рассказывает, что этот БРДМ изначально создан для химразведки, а в батальон попал в качестве трофея. После небольшого ремонта маргеловцы установили на него танковый пулемет Владимирова.

-Разрешите огонь для кино? — спрашивает он по рации старшего бронегруппы. 

Добро получено. Очереди калибра 14,5 мм уходит к цели. Теперь черед 23-миллиметровой зэушки. За гашеткой сидит Аскет, видно, что опытный.

-Огонь!

Стоим сзади метрах в трех, но по ушам лупит, глушит до противного свиста. Над спаренными стволами расцветают огненные бутоны. Но Аскет не реагирует, стреляет дальше, кажется, его уже не впечатляет такой грохот, только присматривается куда ложатся снаряды.

Зэушка - простое, но эффективное орудие. Изначально она задумывалась для зенитной стрельбы, но простота, высокая мобильность, а также возможность закрепить ее, по сути, на любой машине в сочетании с высочайшей огневой мощью держат ее на поле боя с 60-х годов прошлого века. Ох, и досталось бы гитлеровским месерам и луксам, если бы она появилась лет на 20 пораньше. Но ничего, американские хамви и восьмивинтовые беспилотники украинских боевиков тоже подойдут.

Собираемся ехать дальше, на другую часть полигона, в машине снова с Кабаном. Спрашиваю, почему он выбрал именно батальон Маргелова? Добровольцы же могут выбирать конкретный батальон.

-Конечно, но, во-первых, все же мы все люди и хотим стабильности. До меня здесь служили мои товарищи, с которыми я раньше вместе участвовал в боевых действиях, положительно отзывались об этой части, был у командиров, знал, что не будет тут пресловутых мясных штурмов, не будет бросков в бой без подготовки, знал, что тут адекватно подходят к обучению и обеспечению личного состава. Шел сюда со спокойной душой.

Кроме того, мы все время работаем на херсонском направлении, да меняем дислокацию, ездим вдоль линии фронта, но это Херсонская область. Получается мы от пункта дислокации находимся не так далеко. Всегда можно как-то пополнить запасы, подлечиться, если приболел.

Одурманенные украинством

На территории Украинской ССР в годы Великой Отечественной войны местные националисты подчас вели себя еще более людоедски, чем заряженные идеей расового превосходства немцы. Коллаборанты стояли за пулеметами в Бабьем Яру, в составе зондер команды заживо сжигали Хатынь, боевики УПА (запрещена в РФ) колючей проволокой приматывали польских детей к деревьям Волыни. Все это происходило под крики о некой «незалежной краине» идеологов, вроде Бандеры, будто разрыв с Россией накормит голодные рты. На самом же деле министерство пропаганды Третьего рейха ловко манипулировало ими для борьбы с СССР.

После обретения независимости по стране опять растекся тот же яд. Западные конторки непрерывно подпитывали русофобию, периодически загоняя толпу на майдан. Последние 10 лет все ограничения и вовсе были сняты, страна превратилась в Антироссию.

-Кабан, а вот образ врага, он какой сейчас?

-Это, скорее, гражданская война. Против нас такие же славяне стоят только одураченные, одурманенные. Плюс на нашей территории наемники, а я считаю Украину своей территорией, я их не приемлю абсолютно. К ним надо быть безжалостными, это однозначно. К противнику с той стороны, к обычным украинцам, которых призвали, их можно и пожалеть отчасти. По обеспечению не скажу, что они намного хуже обеспечены, чем мы в общей массе. Подготовки нет, у них уже не осталось тех подготовленных резервов. Да, есть какие-то отдельные отряды, плюс те же наемники подъезжают. 

-А вот вы говорили, что пришли сюда по зову сердца. То есть это для вас долг?

-Да, конечно. Государство вообще есть объединение народов в едином порыве создавать единый уклад жизни. Есть общие интересы, общая идея. Мы в определенных границах собрались вместе и хотим так жить. Придумали свой главный закон, Конституцию, выбрали главного человека у себя, президента. Живем и радуемся. Государство нам много чего дает: обучает наших детей, лечит нас бесплатно, защищает нас, делает для нас дороги, свет прокладывает, парки обустраивает. Сейчас куча федеральных программ по России проходит. Это прямо видно.

Мы обязаны каждый вносить свой вклад в государство, в помощь ему. Если, к примеру, у меня есть опыт военного дела, а сейчас государству требуется, конечно, я приду и помогу. Если бы у меня был опыт в медицине, я бы пошел сейчас медработником, в строительной сфере, наверное, сидел и клал бы камень в Мариуполе, восстанавливая город.

Дед и внук, отец и сын

Опять выгружаемся из прогретого салона. Сектор для минометной стрельбы, развернута батарея 82-миллиметровых «Подносов». Командует ей тучный, похожий на медведя мужчина. Как оказалось действительно медведь, представляется Гризли, сам из Одессы, участник событий, эпицентром которых 2 мая 2014 года стал Дом профсоюзов. Но от дальнейшего разговора отказывается. В городе остались родственники, и он опасается за их судьбу.

На разговор соглашается командир расчета Арман.

-У меня здесь в 41-м дед воевал и для себя хотел посмотреть, на что я способен, – неспешно и как бы задумчиво начинает он. – Ощутить на себе эту войну. Одно дело со слов представлять себе эту войну, другое - увидеть своими глазами.

А вот и прямой отголосок той прошлой войны в сегодняшней спецоперации. Выезжая с редакционным заданием в батальон, была полная уверенность, что подобная история переплетения судеб обязательно произойдет.

-А почему пошли именно в Маргеловский? 

-Причина, скажу честно, условия контракта, на полгода заключаешь контракт. Ты видишь отношение к себе, к личному составу, если бы меня что-то не устраивало, я могу дальше и не продлевать контракт, но останусь еще на полгода.

Подходим к следующему миномету. Разговаривая с добровольцами, понимаем, что в одном расчете служат отец и сын.

-Я волнуюсь за сына, но надеюсь, что у него все будет хорошо. Победа будет за нами. Сын смотрел на меня. У меня же еще один сын есть, он капитан разведроты, на другом направлении воюет. 

-Я на помощь приехал, не оставлять же одного отца! — улыбается боец.

Отходим от позиции. «Батарея, огонь!» – приказывает Гризли. После легкого «дзинь» мины с шелестящим свистом уходят к цели.

Все это ради большого русского народа

Скоро обед бойцы собирают оружие и выдвигаются с полигона в казарму. Мы опять в машине продолжаем разговор с Кабаном.

-А как вы отсюда видите цели СВО?

-Их обозначил наш главнокомандующий. Мы как военные не должны их сильно рассматривать и придумывать. Демилитаризация, оно понятно каждому человеку, по-моему. То что называется Украиной не должно иметь своих войск. Для них это табу, они не справляются – отправили армию громить мирных жителей. Денацификация тоже понятна всем абсолютно, по-моему. Не должно быть в государственной системе, на государственном уровне поддержки нацизма в стране. Я слышал много примеров о том, что люди были осуждены, либо закрывали какие-то организации из-за демонстрации советской символики, но еще пока не слышал ни об одном снесенном памятнике фашисту, что посадили человека, который ходил в нацистский флаг завернутый или с символикой СС.
Есть историческая память у нас, в гены зашито это. Меня лично как военного в девятом поколении это коробит.

***
«Только грозная доблесть их поселилась в сердцах живых. Этот вечный огонь, нам завещанный одним, мы в груди храним», – вспоминаю я строки пророческой песни, а за окном опять мелькает степь.

Илья Черников, Иннокентий Курасов